Танцы на Барклаевской улице, или Как петербургские фонари с московскими памятниками перемирие заключили
На той самой улице, где брусчатка помнит шаги великанов, а дождь падает строго по расписанию “Санкт-Петербургских ведомостей”, затерялась Барклаевская улица. Говорят, назвали её в честь генерала, который так спешил, что успел побывать одновременно в Москве и Петербурге, оставив свой шарф то ли на кремлёвской стене, то ли на решётке Летнего сада.
Ночные стражи улицы
В ту особенную ночь, когда тени памятников решили размяться перед рассветом, первым проснулся фонарь-гусар по имени Светослав Мундирович. Он был не простым уличным светильником – его стеклянный колпак украшали миниатюрные ордена, а вместо обычного света он излучал мягкое сияние старинных фонарей Зимнего дворца.
“Господа! Сегодняшняя ночь требует особого блеска!” – провозгласил он, и улица начала оживать:
1. Из сквера вышли бронзовые львы с Аничкова моста, почесывая лапами гранитные постаменты;
2. С фасадов спустились каменные атланты, потягиваясь после векового стояния;
3. У газетного киоска собрались фонарные столбы в треуголках, обсуждая последние указы;
4. Из подворотни выкатился московский памятник Пушкину, вечно спорящий с петербургским собратом.
Историческое противостояние
Бронзовый всадник (маленькая его копия, оставленная тут на постой) заскрежетал копытом:
“В Москве памятники как избушки – теснятся, толкаются! У нас здесь каждый монумент – произведение искусства!”
Московский Пушкин, поправляя бронзовый жилет, парировал:
“Зато у нас памятники душевные! Вот я, например, могу и стихи почитать, и в шахматы сыграть!”
Спор мог бы продолжаться до утреннего развода мостов, но тут вмешался фонарь-гусар:
“Господа монументы! Предлагаю решить спор по-дворянски – устроим бал!”
Ночной парад памятников
Первыми выступили петербургские атланты. Их “Гранитный вальс” потряс всех – они двигались так плавно, будто несли небесный свод, а их могучие руки выписывали в воздухе загадочные знаки. Особенно впечатлил финал, когда они построили из своих тел точную копию Исаакиевского собора.
Московские гости ответили “Бульварной полькой” – московский Пушкин лихо отплясывал, читая на ходу “Евгения Онегина”, а бронзовый Толстой, примостившийся на скамейке, одобрительно хлопал себя по коленям.
Но кульминацией стало выступление самого фонаря-гусара. Он вдруг открепился от своего столба (хотя все знали, что это невозможно) и исполнил потрясающий “Фонарный мазур”, кружась и рассылая искры, которые превращались в миниатюрные копии известных зданий двух столиц.
Чудо примирения
В самый разгар бала произошло невероятное – от совместного танца памятников родился новый вид искусства:
1. Брусчатка сложилась в шахматную доску, где фигурами стали миниатюрные здания;
2. Дождевые капли застыли в воздухе, образуя хрустальные люстры;
3. Даже вороны устроили живой оркестр, каркая в такт музыке.
Светослав Мундирович торжественно объявил:
“Господа! Объявляю вечный бал! Петербургский вальс с московским переплясом – на века!”
Неожиданный финал
Когда танцы закончились, все с удивлением обнаружили:
1. Львы научились не только рычать, но и напевать романсы;
2. Фонарные столбы начали рассказывать анекдоты эпохи Александра I;
3. Даже лужи отражали не просто небо, а целые исторические сцены.
Московский Пушкин, поправляя жилет, с улыбкой произнёс:
“Кажется, я задержусь здесь подольше. В конце концов, и Ленинград – тоже город мой!”
С тех пор каждую ночь на Барклаевской улице можно увидеть удивительное зрелище – бронзовых львов, вальсирующих с каменными атлантами, фонари, дирижирующие этим балом своими лучами, и памятники, которые наконец-то перестали спорить. А если прислушаться, можно услышать, как брусчатка напевает: “Барклаевская, Барклаевская – улица, где история пускается в пляс…”
