Танцы на Благодатной улице, или Как питерские тени с московскими отражениями плясали
В том самом месте, где петербургские туманы цепляются за московские карнизы, где асфальт пахнет свежими булочками и старыми книгами, затерялась Благодатная улица. Говорят, название ей дал странный типографский станок, который печатал только хорошие новости, пока не засорился восторгами. Но главное чудо этой улицы открывалось лишь в те часы, когда последний трамвай засыпал в депо, а первые рыбаки на Неве ещё только мечтали о клёве.
Первым просыпался фонарь по имени Люцидор Благодатович. Он был не простым уличным светильником – его стеклянный колпак украшали застывшие в 1913 году солнечные зайчики, а вместо обычного света он излучал тёплое сияние старинных фолиантов.
“Готовьте башмаки, сегодня будет нечто особенное!” – прошептал он, и улица начала оживать:
1. Из подворотен выскользнули питерские тени в цилиндрах, перешёптываясь о последних театральных премьерах;
2. С витрин букинистического спустились домовые-библиофилы в жилетах из книжных страниц;
3. На тротуаре зашевелились московские отражения в кривых зеркалах, вечно спорящие о перспективе;
4. У киоска “Печать” собрались газетные листы, складывающиеся в бумажных голубей.
Главная тень по имени Сильвестр Теневой фыркнула:
“Что за благодать без полутонов? В Москве даже сумерки носят галстуки!”
Домовые-библиофилы, возглавляемые старшим по имени Фолиант Переплётов, возмутились:
“У нас каждый оттенок – как отдельная глава! Мы сначала трижды вычитываем, дважды редактируем, а потом ещё раз вспоминаем, куда делся эпиграф!”
Спор мог бы продолжаться до утренней зори, но тут вмешался фонарь Люцидор:
“Дорогие любители полумрака! Предлагаю решить спор изящно – устроим бал теней и отражений!”
Первыми выступили питерские тени. Их “Полуночный вальс” потряс всех – они скользили по стенам, оставляя за собой следы из типографской краски, а их цилиндры грациозно склонялись в такт. Особенно впечатлил финал, когда они сложились в слово “Сумерки” и растаяли в воздухе.
Московские отражения ответили “Зеркальной кадрилью” – их движения множились и искажались, создавая причудливые фигуры. Они выписывали такие па, будто танцевали одновременно во всех измерениях.
Но кульминацией стало выступление самого фонаря Люцидора. Он вдруг открепился от своего столба (хотя все знали, что он там прикован цепями) и исполнил потрясающий “Светотеневой менуэт”, рисуя в воздухе силуэты забытых литературных героев.
В самый разгар бала произошло невероятное – от игры света и тени родился новый вид искусства:
1. Стены домов покрылись фресками из букв;
2. Фонари начали проецировать старинные гравюры;
3. Даже голуби затанцевали, выписывая клювами витиеватые заглавные буквы.
Когда бал закончился, все с удивлением обнаружили:
1. Тени научились не только повторять движения, но и сочинять сонеты;
2. Домовые вдруг заговорили на языке старинных фолиантов;
3. Даже асфальт покрылся причудливыми узорами, похожими на страницы древних манускриптов.
Сильвестр Теневой грациозно поклонился:
“Я остаюсь здесь! Теперь это и моя Благодатная тоже!”
С тех пор каждую ночь на Благодатной улице можно увидеть удивительное зрелище – тени, танцующие с отражениями, домовых, дирижирующих этим балом книжными страницами, и фонарь, который устраивает световое шоу из забытых литературных сюжетов. А если прислушаться, можно услышать, как ветер перелистывает страницы невидимой книги, напевая: “Благодатная, Благодатная – улица, где даже воздух состоит из букв…”
