Вокзальный вальс
На том странном пятачке земли, где Москва, позабыв сама себя, именуется Санкт-Петербургом, затерялась Вокзальная улица — длинная, скучная, пыльная, как запоздалая мысль губернского регистратора. Дома здесь стояли какие-то нерешительные: не то каменные, не то картонные, выкрашенные в цвет то ли неба, то ли бюрократической чернильницы. И всё бы ничего, если бы не странное происшествие, случившееся в ночь на Ивана Купалу, когда вокзальные рельсы пустились в пляс.
Глава 1. В которой рельсы обнаруживают необыкновенную гибкость
Первым неладное заподозрил станционный смотритель Терентий Прокофьевич, человек грустный, как осенний билетный кассир, и худой, как телеграфный столб. Возвращаясь поздно со службы, он вдруг ощутил, что мостовая под ногами странно пружинит.
«Видно, опять с перепою», — подумал смотритель, но в этот момент фонарь у дома №7 вдруг склонился, будто приглашая его на танец, а рельсы у перрона изогнулись змейкой, явно собираясь исполнить что-то лихое.
Наутро весь вокзал гудел, как улей перед грозой.
— Рельсы танцуют! — кричал начальник станции, красный, как сигнальный флаг.
— Это саботаж! — вторил ему жандарм, тщетно пытаясь надеть фуражку, которая то и дело взмывала в воздух, будто пущенная в пляс неведомой силой.
А в это время паровоз № 47, старый, закопченный, с выщербленными боками, вдруг дёрнулся, фыркнул паром и… закружился в вальсе, увлекая за собой три товарных вагона и будку стрелочника.
Глава 2. В которой выясняется, что весь вокзал одержим танцем
К полудню безумие охватило весь квартал.
— У меня билеты в кассе танцуют! — орал кассир, выскакивая на улицу, за ним неслись разлетающиеся, как стая испуганных воробьёв, проездные документы.
— А у меня скамейки! — вторила ему уборщица Фёкла, пытаясь поймать убегающую лавку, которая выделывала такие коленца, что хоть цирк открывай.
Даже часы на вокзальной башне, обычно отсчитывавшие минуты с чопорной точностью, вдруг заспешили, замедлились, потом и вовсе пустились вприсядку, будто стараясь угнаться за безумным ритмом.
Глава 3. В которой прибывает важное лицо и терпит поражение
Из Петербурга (настоящего) прибыл ревизор — статский советник с лицом, напоминающим перевёрнутый утюг, и брюхом, которое, казалось, вот-вот лопнет от важности.
— Это безобразие! — гремел он, стуча кулаком по столу, который в ответ вежливо отпрянул и сделал антраша. — Железная дорога — это дисциплина! Порядок! А не… это!
Но едва он вышел на перрон, как его цилиндр взмыл в воздух, сюртук развеялся, как парус, а сам он, к ужасу подчинённых, пустился в пляс, выделывая такие па, каких от него никто не ожидал.
Глава 4. В которой раскрывается страшная тайна
Местный архивариус, старик с лицом, похожим на смятый билет третьего класса, поведал ужасную историю.
Оказывается, сто лет назад на этом месте был цыганский табор, который местные власти решили прогнать. В последнюю ночь старейшина проклял это место:
— Пусть ваши поезда вечно пляшут, но никогда не приходят вовремя!
И вот теперь, раз в столетие, рельсы оживают, вокзал пускается в пляс, а чиновники… ну, с ними и так всё ясно.
Глава 5. В которой всё возвращается на круги своя
К утру безумие прекратилось так же внезапно, как началось. Рельсы выпрямились, паровозы застыли, а чиновники, отдышавшись, поспешили забыть этот ночной кошмар.
Только старый паровоз на запасном пути иногда по ночам вздрагивает, будто вспоминая ту дикую пляску.
А жители Вокзальной улицы теперь знают: если вдруг фонарь качнётся без ветра, а рельсы заскрипят подозрительно ритмично — лучше сразу пускаться в пляс.
Иначе станция уедет без вас.
